.png){kind=logo}
#3 - O‘ahu
Обновлено: 22 сент. 2018 г.
Найдите 14 отличий:
Третий в жизни остров - и первая Полинезия.
Как и в случае с самым первым моим островом (с Great Britain) - любовь на всю жизнь.
Мало того: именно с О‘аху тогда, в 2002-м, и началась неизлечимая и поныне "робинзонада" - "баунтифилия" и "питкэрномания".
Автоцитата:
"...И там была огромная настенная карта Полинезии. Тихий Океан, на котором точками и контурами отмечены все архипелаги, большие и малые. Для наглядности каждую островную группу обозначал свой характерный рисунок: у кого-то маска с орнаментом, у кого-то горбатый кит, портрет Кука или, скажем, танцующая хула-хулу девушка.
И вот, стоя уже под вечер перед этой картой, я вдруг обратил внимание на маленькую картинку, расположенную в правом нижнем углу «полинезийского треугольника», всего в нескольких сантиметрах от острова Пасхи и его узнаваемого символа - каменного идола моаи.
Там был изображен крошечный пальмовый островок, и рядом – старинный парусник, весь объятый огнем. Рисунок был, если честно, так себе, и скорее напоминал карикатуру, но что-то в нем завораживало. А внизу – надпись мелким шрифтом: «Pitcairn Island. The island of the BOUNTY mutineers» (или что-то в этом роде, сейчас уже не помню дословно).
Мой английский тогда оставлял желать лучшего (впрочем, как и сейчас), и слова «mutineers» («мятежники») я не знал. Но почти незнакомое имя «Pitcairn» запомнилось. Плюс тут же со словом «Bounty» возникли конкретные ассоциации из рекламы - «Баунти», «щедрость», кокосовые пальмы, белый пляж и голубая лагуна. «Райское наслаждение».
Так впервые в моем мозгу соединились два этих слова – «Баунти» и Питкэрн.
Эта примитивная картинка на стене иллюстрировала какую-то историю. Мне абсолютно не ведомую, но очевидно романтичную и драматическую. Горящий корабль? У одинокого островка? И причем здесь «райское наслаждение»?
...Вернувшись в Москву с грузом американо-полинезийских впечатлений, я на какое-то время забыл о картинке на стене. А потом мгновенно вспомнил о ней, когда, пару месяцев спустя, прочитал у Тура Хейердала всего лишь несколько фраз в книге «Аку-аку». С этих слов великого норвежского путешественника у меня по-настоящему всё и
началось, и сейчас я не могу не процитировать их.
Рассказывая о возвращении из своей легендарной экспедиции на остров Пасхи в 1956 году, Хейердал пишет: «...Первым на нашем пути оказался Питкэрн, остров мятежников с «Баунти». В небе пламенела заря, и казалось, то горит корабль, подожженный безрассудными беглецами...».
И дальше: «...А вот и красные крыши проглядывают сквозь пышный зеленый покров на крутых скалах. В лучах утреннего солнца замелькали в лад шесть пар вёсел: из расщелины за мысом вышел длинный швербот.
Это потомки мятежников встречали нас. К нам на борт поднялись дюжие молодцы, и я заметил несколько живописных типов, словно из какого-нибудь голливудского исторического фильма. Первым на палубу ступил седой великан Перкинс Крисчен – прапраправнук того самого Флетчера Крисчена, который возглавил знаменитый мятеж на «Баунти» и предоставил капитану Блаю добираться на лодке почти до Азии, а сам повел «Баунти» против ветра и посадил на мель возле пустынного островка в океане. Когда мятежники вместе с красавицами вахинами с Таити поселились на этом клочке земли, он был необитаем...».
Вот и всё. Всего несколько строк (возможно, излишне романтизированных) – и я попался. Сразу вспомнил и тот горящий корабль на картинке, и райское наслаждение, и слово «вахины», не скрою, вызвало определенные ассоциации... Мне сразу очень захотелось узнать и о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн как можно больше.
<...>
Тогда, еще сам того толком не ведая, я подцепил неизлечимый «вирус», хроническую «болезнь»...»...
(Из книги «Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн»)
Здесь же, на О‘аху, спустя чёртову дюжину лет я проведу четыре месяца, работая над своей второй книжкой - «Россiяне на Сандвичевыхъ островахъ (1815-1817), или Похожденiя доктора Шеффера».
Впрочем, это - как говорится - несколько другая история...
Ещё одна автоцитата - об О‘аху:
«…В наши дни многие недолюбливают О‘аху за «клоаку» и «гетто» столицы Гонолулу - с его портом, небоскрёбами, траффиком, дороговизной, толпами туристов со всего мира и целыми колониями бездомных. Некоторых ценителей тихой островной жизни буквально коробит, например, от знаменитого пляжа Вайкики и бутиков Ала Моана, а жителям мегаполисов, наоборот, категорически не нравится то, скажем, как неуёмная природа тропиков - с её быстрорастущими, вьющимися, ползучими, летающими, членистоногими, цепляющими, чешуйчатыми, кишащими и издающими немыслимые звуки - проникает здесь, на О‘аху, даже в самое цивилизованное и стерильное обиталище человека.
Чем на это можно возразить? Да, сегодняшние контрасты - и проблемы - Гавайев особенно бросаются в глаза именно в столице. Глянцевый блеск новых яппи и ветхая нищета вечных хиппи тут, как говорится, «тусуются» по соседству. Но, разумеется, Гонолулу - это ещё далеко не весь О‘аху.
Утомили Вайкики - съездите в мемориал Перл Харбор или поднимитесь на вершину Даймонд Хэд. Или отправляйтесь на восточное побережье, насладитесь белым песочком и ласковым прибоем Ланикаи или Каилуа, ошарашьтесь видами долины Ка‘а‘ава и ранчо Куалоа, отдохните в заповеднике Хо‘омалухиа или храмовом комплексе Бёдо-ин.
Или рваните на запад - туда, где вдоль цепи пляжей Нāнāкули - Мāили - Мāкаха живут настоящие канака, куда редко заглядывают не только праздные туристы, но и местные хаоле, и где можно увидеть весьма самодельные, но вполне красноречивые таблички, сердито расшифровывающие чужакам, что означает истинно гавайское капу - табу: знаменитое «KEEP COUNTRY COUNTRY» («Оставьте деревню деревней») и даже «FOR LOCALS ONLY» («Только для местных»).
Или совершите бросок на север острова - на легендарный North Shore: в эдем-мекку-эльдорадо нескольких поколений сёрферов и бэкпэкеров с его овеянными ветрами - и мифами - пляжами, со сказочными волнами и драматичными закатами...
А можно и не ездить так далеко: сядьте на автобус №13 (между прочим, на О‘аху - одна из лучших систем общественного транспорта во всех Соединённых Штатах Америки), и он довезёт вас к подножию холма Маноа, где в удивительном арборетуме располагается головной кампус милого моему сердцу Гавайского Университета.
Так. Стоп. Самое время - и место - притормозить, иначе ностальгические воспоминания могут увести автора ещё дальше от приключений доктора Шеффера...
Итак, О‘аху. Егор Николаевич, описывая остров, конечно же, не упоминает почти ничего из вышеперечисленного - тем более насекомых (возможно, тогда их было меньше). Но фиксируя увиденное для сухого отчёта, он то и дело превращается в поэта-романтика и в... социалиста-утописта с революционерским уклоном в одном лице:
«...Вагу могъ бы быть уподобленъ райскому саду, естьли бы находился подъ кроткимъ правленіемъ, страна сія благословенная десницей Всевышняго содѣлалась бы страною благополучною и каждый человѣкъ почилъ бы себѣ за величайшее щастіе обитать на сихъ островахъ....»...»
(Из книги «Россiяне на Сандвичевыхъ островахъ (1815-1817), или Похожденiя доктора Шеффера»)
